ВЕНЕРА АНТИСОВЕТСКАЯ

«Венера Советская».

Государственный Русский музей. Корпус Бенуа.

Ноябрь 2007 – март 2008.

Новая выставка в Русском музее была задумана как манифестация любви. Но название может дезориентировать. Тот, кто ищет ошеломительной женственности, красоты и нежности, мало что найдет на этой выставке. Потому что посвящена она любви особого рода: любви к советскому прошлому.

Организаторы, впрочем, не стали делать из своего замысла тайны и честно объявили – с некоторым даже вызовом – подлинный повод любовной манифестации: «К 90-летию Великой Октябрьской социалистической революции». Мол, прошли времена, когда следовало скрывать любовь к ДНД, НКВД, комсомолу, принципиальной однопартийности, советскому коллективизму, тоталитарности. Теперь уж можно, слава те господи. Разговимся, товарищи.
Главную роль в актуальном проекте отвели женщинам, главным героиням советского времени: они и землю пахали, и метро прокапывали, и рельсы клали, и профсоюзные взносы собирали, и на трибунах стояли, и в очередях парились, и, вдобавок ко всему, рожали, – за что заслуженно и увековечивались художниками. Изображения советских женщин, рассудили кураторы выставки, есть изображения советской власти; продемонстрируем же лучшее, созданное за семьдесят четыре героических года, искупаем зрителя в любви.
Изобразительный материал взяли из фондов ГРМ, немного – из частных коллекций. Живопись, рисунок, литографию, плакат, скульптуру, декоративно-прикладное искусство, фотографию. По ошибке захватили и кое-что лишнее: к примеру, «Катьку» Владимира Лебедева, написанную в 1916 году.
Получилось вполне репрезентативно. Женские образы, созданные в разные годы, действительно демонстрируют эволюцию коллективных представлений об идеальном, о принципиальном, о должном, о месте персоны в рабочем строю, о правилах изображения действительности. Они показывают основные тенденции в отечественном изобразительном искусстве: от атавистичного декадентства, мирискусничества, бубнововалетства – к подражаниям Ренуару, Сезанну, Марке, Матиссу, ко всё более недопустимым формализму и «пачкотне», затем ко всё более жесткой пропагандичности, соцреалистичности, еще позднее – к легкому релаксу «оттепели», к новому суровому стилю – и, наконец, к новому декадентству. Обозначены все сферы деятельности советских женщин: депутат, слуга народа, жена генерала, буфетчица, рыбачка, работница, колхозница, комсомолка, спортсменка, натурщица. Обычно модели безымянны. Чаще изображены во фрунт, реже с тыла. Стоящие, сидящие, лежащие. Как правило, статичные, скучающие, очевидно позирующие, совсем редко – пребывающие в динамике.
Наиболее непринужденно выглядят те, что изображены художницами – Татьяной Мавриной, Нинелью Богушевской: этим не приходилось бояться никаких злонамеренных обвинений. У большинства же их коллег-мужчин позирующие не вызывали ни вдохновения, ни даже выраженного интереса. На собранных Русским музеем работах практически нет ни любви, ни эротики, ни интима. Многие избранницы мастеров кисти и резца – мужеподобны, плечисты, коренасты. Многие одеты по форме – в купальники, рабочие робы, депутатские пиджаки. У многих – камуфлирующие всё лишнее аксессуары: лопаты, станки, отбойные молотки, ванны, полотенца, шали, мячи, хула-хупы, младенцы. Многие эмоционально тверды и зловещи, как теледиктор Нонна Бодрова, артикулирующая очередное постановление партии. Выражения лиц «советских Венер», кажется, могут озадачить и оттолкнуть даже изображенные рядом с ними механизмы. Гражданки этого типа едва ли способны проявлять уничтожающую энергию европейских эриний и валькирий, зато без труда дискредитируют себя самих и ценности, которые призваны выражать. Про них некогда единственный возможный объект их любви, самодостаточный символ коммунизма товарищ Сталин заметил: «Таких женщин не бывало и не могло быть в старое время». Не было – и, по совести, не надо бы им было появляться.
То, что кураторы выставки попытались игриво назвать «тоталитарной эротикой», на деле оказывается всего лишь отсутствием эротичности. Видимо, и простому личному обаянию, и обольщению, и соблазнению, и тем более растлению в трудной жизни «советских Венер» оставалось совсем мало места. Их изображения выглядят чаще доказательствами не любви, а внутренних и внешних ограничений и репрессий разного рода, – формировавших как портретированных, так и портретистов. Даже то, что иногда создавалось наиболее отчаянными служителями муз под сурдинку, «для души», получалось в большинстве известных случаев вовсе не советским, а внесистемным мелкотравчатым непотребством с фильдеперсом, мешковатыми труселями, плохим макияжем.
Увы, главный – и очень простой – вывод из юбилейной выставки таков: несвободное общество и в своем искусстве несвободно. Тотально регламентированное режимом творчество даже в наиболее удачных случаях редко порождает что-либо кроме имитаций, вызывающих жалость.

Евгений Голлербах; на изображениях – работы Петра Голубя, Владимира Малагиса, Игнатия Нивинского, Александра Самохвалова