Евгений Мохорев. «Конспект. Попытка № 3».
Музей истории фотографии (улица Профессора Попова, 23).
Сентябрь – ноябрь 2007.
В старой-старой киносказке Золушка на королевском балу твердила под визг придворного оркестра: «Встаньте, дети, встаньте в круг, встаньте в круг, встаньте в круг…» Определенно, во всеобщем единении она видела выход из замысловатой сюжетной комбинации, а в круге – главный символ своей веры.
В старой-старой киносказке Золушка на королевском балу твердила под визг придворного оркестра: «Встаньте, дети, встаньте в круг, встаньте в круг, встаньте в круг…» Определенно, во всеобщем единении она видела выход из замысловатой сюжетной комбинации, а в круге – главный символ своей веры.
У знаменитого петербургского фотохудожника Евгения Мохорева – иная философия: он зовет в квадрат. На его юбилейной выставке сосредоточены десятки фотоквадратов, в которых соединились, кажется, все, встретившиеся маэстро на его жизненном пути.
Сам Евгений Мохорев, впрочем, отрицает и то, что выставка организована по случаю его сорокалетия, и то, что это – ретроспектива. Однако только самый ненаблюдательный не заметит, что нынешняя экспозиция в Музее истории фотографии объединила фотоработы, сделанные мастером светописи почти за двадцать лет, и что открылась она в год, когда автору исполнилось сорок.
В юбилейном показе есть резон: для всякого художника сорок лет – вполне уже время подведения итогов и осмысленного выражения творческого кредо. Золушка-коллективистка Янина Жеймо, можно вспомнить, снялась в своей главной роли как раз в этом возрасте.
Нынешняя выставка Евгения Мохорева получила название не случайно. Конспект, собственно, – краткое изложение. На выставке «Конспект» зрителю предъявлена лишь одна, зато главная тема, которой Мохорев занят с конца восьмидесятых и благодаря которой он стал известен: молодежь переходного возраста. В новой экспозиции нет ни салонных портретов знаменитостей, выполненных мастером в разные годы, ни его городских пейзажей, – изложено, таким образом, действительно основное.
Впрочем, есть и случайное: «Попытку № 3» в названии без объяснений не понять, а услышав объяснения, с легким сердцем можно забыть: у нынешней выставки, оказывается, была маловразумительная предыстория, она готовилась в разных местах дважды, но по разным причинам расстраивалась. Получилась лишь с третьего раза.
В итоге «Конспект» включил в себя пятьдесят две работы. Большинство – из ранее уже выставлявшихся серий «Среда детских игр» (начало 1990-х), «Летний лагерь в Лосево» (2001), «Маски» (первая половина 2000-х), «26-й элемент» и «Форт “Константин”. Кронштадт» (середина 2000-х). Есть также некоторое количество разрозненных композиций – одиночных портретов юных моделей, парных, коллективных, с аксессуарами и без, в одежде и нет. Все изображения – черно-белые и авторской печати (последнее теперь редкость). Почти все – одного формата, лишь пять из них исполнены в более крупном размере: так Мохорев решил прервать визуально монотонный ряд (то ли страницы комикса, то ли семейного альбома) и расставил важные для себя смысловые акценты.
Хотя определить акценты, вероятно, было непросто и ему самому: на всех изображениях – подростки без особых примет. Несформировавшиеся «гуттаперчевые» особи с плохо развитой мускулатурой, выпирающими из-под кожно-мышечной ткани скелетиками, бессмысленными взглядами. Лишь на некоторых заметны иногда помогающие при посмертной идентификации тел следы колотых и резаных ран.
Большая часть изображенных – гопники, шпана, трудные и неухоженные подростки из приютов, с городских окраин. «За такими мама не присмотрит». И даже те, кто явились под объектив из заведомо благополучных семей (интеллигентные родители привели), выглядят равными остальным. Божьими сиротами, подранками, жертвами общественного небрежения или, напротив, темперамента. Полигонами гормональных и эмоциональных взрывов, потенциальными насельниками пенитенциариев. Именно таких любили снимать некогда Динара Асанова с Валерием Приемыховым.
И Мохорев тоже любит снимать их, – не страшась никаких обвинений. Любые обвинения в его случае вполне наивны: юбилейная выставка показывает, что фотограф, хотя и предпочитает иметь дело с обнаженной подростковой натурой, вовсе не является ее заложником. Он использует ее как рабочий материал и при этом развивается: если двадцать лет назад, запечатлевая на пленку скорбных неумытых сирот, Мохорев извлекал из визуального социальный смысл и обращался скорее к гуманитарным и гражданским чувствам зрителей, то впоследствии он стал придавать гораздо большее значение собственно эстетике сюжета, активнее включать в изображения аксессуары и антураж. Но и прежде, и позднее в работах художника фиксировалось ясное понимание того, к какому результату он стремится и каким образом намерен достигнуть его. Даже самый пристрастный обвинитель-моралист признает: Евгений Мохорев ясно мыслит, отлично владеет профессией, энергично и умело решает формальные задачи, строит композицию, работает со светом, с техникой, с моделями.
Он знает, о чем снимает, и верен своей главной теме.
Эта тема – конфликт органического с неорганическим, человеческого естества и суровой к нему среды. Возможно, как раз чтобы визуально обозначить ее, Мохорев и выбрал для своих композиций квадратный формат, напоминающий о Казимире Малевиче. Однако от исходного образа он оставил лишь глубокий черный цвет и техническую канву по краю кадра, – в изначальную смысловую исчерпанность квадратов создателя супрематизма привнеся содержание и разнообразие, заполнив эти пространства сюжетами и персонажами. При этом, в отличие от многих художников, Евгений Мохорев изображает не конкретных людей с их историями, а существ имперсонифицированных, роевых, безымянных, для которых даже их простые имена – Дима, Люба, Витя, мальчик с Моховой – излишества. Именно таких при первом удобном случае принято закапывать в родную землю и называть неизвестными солдатами.
Евгений Голлербах
В юбилейном показе есть резон: для всякого художника сорок лет – вполне уже время подведения итогов и осмысленного выражения творческого кредо. Золушка-коллективистка Янина Жеймо, можно вспомнить, снялась в своей главной роли как раз в этом возрасте.
Нынешняя выставка Евгения Мохорева получила название не случайно. Конспект, собственно, – краткое изложение. На выставке «Конспект» зрителю предъявлена лишь одна, зато главная тема, которой Мохорев занят с конца восьмидесятых и благодаря которой он стал известен: молодежь переходного возраста. В новой экспозиции нет ни салонных портретов знаменитостей, выполненных мастером в разные годы, ни его городских пейзажей, – изложено, таким образом, действительно основное.
Впрочем, есть и случайное: «Попытку № 3» в названии без объяснений не понять, а услышав объяснения, с легким сердцем можно забыть: у нынешней выставки, оказывается, была маловразумительная предыстория, она готовилась в разных местах дважды, но по разным причинам расстраивалась. Получилась лишь с третьего раза.
В итоге «Конспект» включил в себя пятьдесят две работы. Большинство – из ранее уже выставлявшихся серий «Среда детских игр» (начало 1990-х), «Летний лагерь в Лосево» (2001), «Маски» (первая половина 2000-х), «26-й элемент» и «Форт “Константин”. Кронштадт» (середина 2000-х). Есть также некоторое количество разрозненных композиций – одиночных портретов юных моделей, парных, коллективных, с аксессуарами и без, в одежде и нет. Все изображения – черно-белые и авторской печати (последнее теперь редкость). Почти все – одного формата, лишь пять из них исполнены в более крупном размере: так Мохорев решил прервать визуально монотонный ряд (то ли страницы комикса, то ли семейного альбома) и расставил важные для себя смысловые акценты.
Хотя определить акценты, вероятно, было непросто и ему самому: на всех изображениях – подростки без особых примет. Несформировавшиеся «гуттаперчевые» особи с плохо развитой мускулатурой, выпирающими из-под кожно-мышечной ткани скелетиками, бессмысленными взглядами. Лишь на некоторых заметны иногда помогающие при посмертной идентификации тел следы колотых и резаных ран.
Большая часть изображенных – гопники, шпана, трудные и неухоженные подростки из приютов, с городских окраин. «За такими мама не присмотрит». И даже те, кто явились под объектив из заведомо благополучных семей (интеллигентные родители привели), выглядят равными остальным. Божьими сиротами, подранками, жертвами общественного небрежения или, напротив, темперамента. Полигонами гормональных и эмоциональных взрывов, потенциальными насельниками пенитенциариев. Именно таких любили снимать некогда Динара Асанова с Валерием Приемыховым.
И Мохорев тоже любит снимать их, – не страшась никаких обвинений. Любые обвинения в его случае вполне наивны: юбилейная выставка показывает, что фотограф, хотя и предпочитает иметь дело с обнаженной подростковой натурой, вовсе не является ее заложником. Он использует ее как рабочий материал и при этом развивается: если двадцать лет назад, запечатлевая на пленку скорбных неумытых сирот, Мохорев извлекал из визуального социальный смысл и обращался скорее к гуманитарным и гражданским чувствам зрителей, то впоследствии он стал придавать гораздо большее значение собственно эстетике сюжета, активнее включать в изображения аксессуары и антураж. Но и прежде, и позднее в работах художника фиксировалось ясное понимание того, к какому результату он стремится и каким образом намерен достигнуть его. Даже самый пристрастный обвинитель-моралист признает: Евгений Мохорев ясно мыслит, отлично владеет профессией, энергично и умело решает формальные задачи, строит композицию, работает со светом, с техникой, с моделями.
Он знает, о чем снимает, и верен своей главной теме.
Эта тема – конфликт органического с неорганическим, человеческого естества и суровой к нему среды. Возможно, как раз чтобы визуально обозначить ее, Мохорев и выбрал для своих композиций квадратный формат, напоминающий о Казимире Малевиче. Однако от исходного образа он оставил лишь глубокий черный цвет и техническую канву по краю кадра, – в изначальную смысловую исчерпанность квадратов создателя супрематизма привнеся содержание и разнообразие, заполнив эти пространства сюжетами и персонажами. При этом, в отличие от многих художников, Евгений Мохорев изображает не конкретных людей с их историями, а существ имперсонифицированных, роевых, безымянных, для которых даже их простые имена – Дима, Люба, Витя, мальчик с Моховой – излишества. Именно таких при первом удобном случае принято закапывать в родную землю и называть неизвестными солдатами.
Евгений Голлербах
Комментариев нет:
Отправить комментарий