ТЕПЕРЬ НЕ В ЭРМИТАЖЕ

Юрий Молодковец. «The Best of Fine Arts».

Галерея Марины Гисич (набережная Фонтанки, 121, помещение 13).

До 31 мая 2008.

Лучшая живопись теперь не в Эрмитаже: чтобы увидеть ее, следует ехать в Таиланд. Об этом культурной общественности стало известно от Юрия Молодковца и Аркадия Ипполитова, ответственных сотрудников главного музея России.

Юрий Молодковец – фотограф-художник Эрмитажа, организатор и куратор выставок, соавтор почти двух сотен каталогов, альбомов и книг по эрмитажным собраниям, по истории и архитектуре Петербурга. Кроме того, он инициатор и активист ряда издательских проектов («Красный матрос», «Тихая книга» и прочих), сотрудник многих российских и зарубежных изданий по изобразительному искусству, дизайну, архитектуре, участник большого числа коллективных показов и автор нескольких собственных – в петербургских музеях и галереях, а также в Москве, Амстердаме, Лондоне, в других городах. Молодковец неустанно преподает: объясняет тонкости фотоискусства студентам петербургского Университета технологии и дизайна, выступает с лекциями, дает мастер-классы.
Его новый проект, выполненный для Галереи Марины Гисич при идеологической поддержке коллеги по Эрмитажу искусствоведа Аркадия Ипполитова, – несколько десятков цветных фотопринтов большого формата. Эти снимки были сделаны в таиландской «столице секса и искусства» – курортной Паттайе, в полутора сотнях километров от Бангкока. На них зафиксированы интерьеры множества лавок изобразительного ширпотреба: помещения плотно забиты исполненными местными умельцами по фотографиям, открыткам или журнальным картинкам портретами звезд рока и кинематографа, безымянных порноактеров, туристов на слонах, пожилых опрятных супругов, невнятной молодежи, неопознаваемых карапузов. Здесь же – во всех ракурсах фосфоресцирующие женские бюсты, торсы атлетов, лошадиные морды и крупы, мультяшные кошечки, декоративные тигры в сосновом лесу, пестрые попугаи, плакатный Эрнесто Че Гевара, до гробовой доски девятнадцатилетняя Памела Андерсон, Будда.
Но отнюдь не эти сугубо коммерческие изображения – основной товар паттайского арт-рынка, и вовсе не они заинтересовали Юрия Молодковца. Полпред эрмитажных запасников и европейского актуального творчества методично зафиксировал, как в окружении китчевых лошадок и попугаев тайские мужчины и женщины (по жизни либо художники-копиисты, либо подсобные работяги, либо простые работодатели тех и других) демонстрируют копии шедевров старого и нового мирового изобразительного искусства: Леонардо, Уорхола, Рафаэля, Лихтенстайна, Дали, Айвазовского, Пикассо, Гогена, Модильяни, Рембрандта, Кандинского, неизвестного неоакадемиста-мужелюба, фотографа-лауреата журнала «National Geographic»… В разных техниках, в разных комбинациях: холст-масло, карандаш-бумага, тушь-картон, в раме под старину, в раме под хай-тек, вовсе без рамы. Некоторые из работ представлены парой-тройкой экземпляров: продавцы не пытаются скрывать, что всё здесь – не подлинники и не уники. Всё – намного лучше подлинников: сделано как раз на вкус актуального покупателя, в достаточном количестве и очень доступно по цене.
Время от времени тайцы, выполняя просьбу петербургского фотографа, отставляют свой товар в сторону и позируют самостоятельно: поодиночке, парами, семьями, трудовыми коллективами. Кто-то из них позирует с кистью в руке, кто-то – на фоне мольбертов и пюпитров с раскрытыми альбомами музеев мира (заказчик-барин может выбрать любой образец из любого, к примеру, Эрмитажа). Где-то видны стенды с образцами багета, где-то – хозяйский автомобиль (лавка – одновременно и гараж), где-то – коляска с младенцем, где-то сотрудники заведения играют в какую-то настольную игру, где-то крутится малолетний сын хозяйки, где-то прильнули к хозяину упитанные дочки… И повсюду – огромные вентиляторы, неизбежная примета душного райского края.
Молодковец с большой приязнью отнесся к тем, кого встретил в Паттайе. Чтобы подчеркнуть это, он даже дал своим принтам длинные составные названия: кроме имени знаменитого создателя того или иного образа, узнаваемого в кадре, эрмитажный фотограф уважительно указал имя каждой своей паттайской модели либо название лавки, электронный адрес модели либо лавки, телефонный номер («Thongkham Rinampa, такой-то адрес на thaimail.com», или «такая-то галерея, такой-то мобильник, такой-то адрес на yahoo.com», или хотя бы – с приятной лояльностью к застенчивому тайскому визави: «аноним»). Практически все увековеченные Молодковцом тайцы доступны, все ведут целесообразную жизнь, заняты реальным делом и в своей конкретности очень похожи на персонажей «малых голландцев», – однако кажутся неизмеримо более одухотворенными. Причины их не вполне обычного для стороннего глаза состояния понятны: люди живут в мире всегда востребованного искусства, они космополиты, им внятно всё, и в отличие от старинных голландцев они – по настоящему заслуженные деятели культуры, соединяющие народы, цивилизации и времена.
Они имеют стержень, у них ответственная миссия.

Евгений Голлербах

ДЛЯ ТЕХ, КТО В МОРЕ

Катя Толстая. «В синем море».
Выставочный зал «НоМИ» (Петроградская сторона, Малый проспект, 39 / Ижорская улица, 13).
До 25 апреля 2008.

Любите ли вы Толстых так, как люблю их я? Льва Толстого – за его мятежный дух, Софью Андреевну – за ее страдания, обоих Алексеев – каждого за свое, пражского Ивана – за словоохотливость, перекати-поле Татьяну – за раннюю прозу и позднейшую публицистику, виртуальную Феклу – ни за что… Но из всех Толстых особо я отмечаю Катю.

Хотя Катя – не совсем Толстая. Ее родители – известные в Петербурге художники Владимир Загоров и Марьяна Базунова, дочь покойного прозаика Олега Базунова. Она родилась в 1979 году в Ленинграде, в 1997-м начала преподавать рисование детям (а затем и ставить с ними кукольные спектакли), в 1999-м поступила на факультет графики Академии художеств (оказалась там ученицей Андрея Пахомова), студенткой увлеклась сочинением сказок и их иллюстрированием, в срок закончила учебу, представив в качестве дипломной работы изображения к «Бибигону» Корнея Чуковского, – но решила совершенствовать свое мастерство и поступила на стажировку в творческую мастерскую академика Ильи Богдеско.
Как можно видеть, замечательна Катя тем, что совместила таланты разных предков: она и писательница, и детский наставник, и усердная ученица, и художница. В выставочном зале журнала «Новый мир искусства» представлено как раз ее изобразительное творчество последних лет.
Экспозиция состоит из двух неравноценных разделов. В первом – основном – показана книжная графика художницы, во втором – расположившемся в отдельном, более интимном зале – семь станковых графических пейзажей. Пейзажи и тематически (пальмы, южная природа, лодка на берегу), и по манере (яркая пастель преимущественно синих и зеленых оттенков) характерны, легко узнаваемы и выдают в Кате художника умелого, вполне сложившегося и нашедшего себя в пленэрном жанре. Главный же раздел намного менее однороден. В центре зала сооружен объект – некрупный баркас, заполненный детскими кубиками и прочей милой дребеденью, – фронтальная стена специально к выставке расписана художницей (море, пальма, симпатичная шрифтовая композиция), а по всему периметру развешаны разнообразные обложки и иллюстрации, выполненные Катей по разным поводам или же без всяких поводов, просто для души.
В книжной графике Катя Толстая не страшится быть несамостоятельной, она умеет изменять себе ради иллюстрируемого автора либо решения какой-нибудь специальной задачи. Она подражает то многочисленным конструктивистам-интернационалистам, то советским «художникам-пачкунам» Владимиру Конашевичу и Владимиру Лебедеву, то нонконформисту Виктору Пивоварову, то французскому задумчивому визионеру Антуану де Сент-Экзюпери и ловким графикам популярной в СССР в его финальный период газеты «Юманите», то кому-нибудь еще, памятному лишь самой художнице по ее самым ранним годам. Время от времени влияния начинают дерзить друг другу – изрядно обобщенное в своих формах млекопитающее долгоухое из «Историй о маленьком кролике» (2008) вступает в напряженные отношения с реалистическими гражданами, а в правоверно конструктивистскую комбинацию цветных плоскостей («Кем быть» Маяковского) вдруг внедряется какой-нибудь старушечий шрифтец с засечками. Часто меняется и смешивается в разных пропорциях техника: в зависимости от ситуации используются пастель, тушь, акварель, карандаш, линогравюра, аппликация из цветной бумаги, вырезки из неведомой печатной продукции, фотоаппликация, компьютерный коллаж. Недатированные композиции к сказке Андрея Кутерницкого «Признание» – добросовестные, по приемам работы вполне традиционные образы всякой дичи: слонов, тигров, львов, птиц, гадов. Серия картинок к «Сказкам» Джозефа Редьярда Киплинга (2005) выполнена Толстой на пижонской вареной бумаге преимущественно методом печати, с незначительными деликатными подчистками и аппликациями. В «Бибигоне» (2005) и «Голубом катерке» (2006) художница уже честно доверяется производителям белового ширпотреба и широко использует магазинную цветную бумагу. В серии «Думай о тех, кто в море» (2007) – настырно испытывает возможности компьютера. В «Мурочкином лете» (2008) – берется за кропотливые мелки. Лишь от случая к случаю она позволяет себе напомнить народу о собственных пристрастиях – как в книжке «О чем говорят огни» (2006), самобытной лирической сюите из зеленого, голубого и деликатного коричневого.
Во всех случаях, впрочем, художнице труднообъяснимым образом удается быть вполне органичной, внутренне естественной и очень обаятельной.
Стремление стать самостоятельнее в книжной графике, надо думать, и подвигло некогда Катю Толстую на литературное творчество. «Мне всегда было трудно иллюстрировать других авторов, – признается она теперь. – И однажды я поняла, как здорово целиком делать что-то свое. Появилось совершенно новое состояние в работе. Сперва рисуешь, потом текст придумываешь, или то и другое сразу. И можно менять что-то, когда чувствуешь в этом необходимость: например, я написала сказку, начинаю ее иллюстрировать и вижу, что не идет работа. Конфликт с текстом. Берешь текст – меняешь под иллюстрацию. И такая свобода возникает...»
Если бы по текстам, оформленным Катей Толстой, кто-то учился читать, он был бы безнадежен: Катя свободна от грамотности и совсем равнодушна к орфографии с пунктуацией (апофеоз невнимательности художницы – релиз выставки с искаженными фамилиями знаменитых членов ее семьи). Это объяснимо: в детстве Катя, как сама любит повспоминать ныне, терпеть не могла чтения, чем огорчала дедушку-писателя, его младшего брата прозаика-мариниста Конецкого и родителей. Но в безграмотности, как верно заметил еще Пушкин, нет большой беды. В самом деле: пусть взрослые, если озабочены, не позволяют своей ребятне самостоятельно читать Катины книжки, а читают их вслух, в семейном кругу, по-толстовски, – интерактивность в таком случае будет только на пользу. Катя же грамотна в другом: ее сила не в запятых с падежами, а в чарующей музыке не очень правильного слова и в умении создать достоверное настроение через зрительные образы. В этих пока малоисследованных пространствах, вероятно, и ждут ее – и нас тоже – новые открытия.

Евгений Голлербах; на фото Марины «Gullimar» Гуляевой – Катя Толстая и неопознанный исполнитель на вернисаже.

ХРУПКИЕ ВЕЩИ

«Переучет: Сессия молодого искусства».
Малый зал Центрального выставочного зала «Манеж» (набережная канала Грибоедова, 103).
Апрель 2008.

Актуальное искусство очень похоже на дэнс-индустрию. Даже самый ловкий уличный танцор интересен публике, лишь пока пляшет. Танцевальный ансамбль – пока он на сцене и пока гремит музыка. Балерина – пока перед залом быстрой ножкой ножку бьет; уже вчерашняя «Жизель» может интересовать лишь специалистов. Так и актуальное искусство: слишком часто оно имеет смысл лишь в момент его презентации, и даже самые смелые его образцы, некогда определившие эпоху, потом не вызывают никакого публичного интереса: «Фонтан» Марселя Дюшана, изъятый из мужской уборной 1910-х годов волей художника-новатора, теперь вновь не произведение искусства, а всего лишь писсуар.

Подтверждением этой жестокой логики стала состоявшаяся в Петербурге трехдневная «сессия молодого искусства» «Переучет». Ежегодный – уже третий по счету – творческий отчет передовой молодежи из Петербурга, Москвы, со всей российской периферии, из ближней и отдаленной заграницы на сей раз был подготовлен при участии Московского музея современного искусства и прошел не в привычных всем муниципальных выставочных помещениях, а в только что организованном Малом зале ЦВЗ «Манеж» на канале Грибоедова, – в паре шагов от Мариинского театра, одной из цитаделей традиционной культуры. До недавнего времени в трехэтажной новой обители муз находился архив городского суда, и молодежи под руководством куратора Ани Желудь пришлось наскоро осваиваться в выделенных пространствах, прежде хранивших главным образом материалы криминального характера.

Распорядители заранее предупредили интересующихся: «К участию в Сессии “Переучет” были приглашены самые активные, самые восприимчивые, самые отзывчивые, полные сил и энергии восходящие звезды отечественной арт-сцены. Это молодые художники (в возрасте до 29 лет) из Петербурга, Москвы, регионов России, а также из ближнего и дальнего зарубежья (Германия, Финляндия, Украина). В течение двух недель монтажа они войдут в непосредственный контакт со средой и продемонстрируют свои проекты 4, 5 и 6 апреля».

Далеко не все из предполагавшихся участников «Переучета» сумели принять в нем участие, однако задуманный праздник все-таки состоялся. Были подготовлены объекты, фотографии, видео, светозвуковые инсталляции. Собственно к «контакту со средой» актуальные художники младшего поколения приступили 4 апреля в 17.00, открыв пресс-показ, а час спустя приняли и первых рядовых любителей «свежезарезанной вечности». Вниманию журналистов и публики были представлены экспонаты, в большинстве случаев рассчитанные на самое интенсивное взаимодействие со зрителем. Увы, фиеста длилась недолго: уже к финалу первого дня многие экспонаты, не выдержавшие интерактивности, представляли интерес лишь для уборщиц. В следующие же дни малочисленные посетители видели, например, что часть помещений недоступна для осмотра, комната с инсталляцией томички Наташи Юдиной из проекта «Мир, усеянный горошком» опечатана, «Сад камней» краснодарца Егора Кузнецова обнесен бечевой с табличками «Хрупкая вещь» и «Не заходить», его же динамическая композиция «Большие снега» рачительно отключена кем-то от электросети, сооруженная из вытяжных труб «Управляемая скульптура КБ №1» москвича Романа Сакина безвозвратно утратила всякие признаки управляемости. Оказалось, что передовое молодежное искусство – по большей части искусство одноразового и совсем недолговременного пользования. Пережили свои звездные часы только произведения, исполненные в традиционных техниках, – вроде суровой скульптуры петербурженки Натальи Краевской «Казнь педофила», живописи Александра Дашевского («Обнаженные и связанные»), Игоря Фролова («Любовь к телевизору») и творческого коллектива под руководством Ирины Дрозд (серия крупноформатных полотен, напоминающих творчество мэтров Виноградова и Дубосарского); к актуальному искусству, впрочем, они могут быть отнесены лишь условно.

Интерес к «Переучету» утратили, кажется, не только зрители, но и сами его участники: после того, как «сессия» стартовала, уже мало кого из них можно было встретить в мрачных стенах бывшего судебного архива. Едва ли, однако, кто-то из понимающих осудил юных за их абсентеизм: сфера деятельности определяет правила существования.

Радикальное актуальное искусство не рассчитано на чей бы то ни было долговременный интерес, его задачи иные: лабораторные. Потому-то и живет оно главным образом не на средства, которые получают художники от продаж плодов своей деятельности (кто же станет покупать в офис или дом «Казнь педофила»?), а на гранты, выделяемые доброхотами. За пределами России – чаще всего благотворительными частными организациями, внутри же нее – государством, которое свободно может пренебрегать мнением рядовых россиян относительно оправданности такого рода трат. Что, вероятно, даже хорошо: многие арт-эксперты боятся и думать о том, какое искусство выбрал бы массовый россиянин, если бы имел возможность выбирать.

В значительной мере бюджетный характер российского независимого творчества проявляется, в частности, в том, что основные организации, устраивающие показы подобного рода, – именно госучреждения. К примеру, крупнейшая площадка Петербурга – ЦВЗ «Манеж» (Исаакиевская площадь, 1); с конца 1980-х годов здесь активно показывается «неофициальное искусство» и, кроме прочего, с 1996-го проводится Международный фестиваль экспериментальных искусств и перформанса. На ниве актуальной визуальной культуры более или менее стабильно работают также некоторые музеи: Анны Ахматовой в Фонтанном доме (Литейный проспект, 53), Городской скульптуры (Невский проспект, 179 / Чернорецкий переулок, 2), Отдел новейших течений Русского музея (Миллионная улица, 5), Молодежный образовательный центр Эрмитажа (набережная Мойки, 45). Государственная сердечная расположенность к экспериментальному творчеству, однако, не беспредельна: к примеру, петербургский филиал учрежденного в 1994 году Министерством культуры Государственного центра современного искусства уже много лет не может получить необходимые ему выставочные пространства и вынужден довольствоваться изрядно отдаленной площадкой на острове Котлин и прочими вполне экзотическими вариантами.

При содействии госструктур – хотя и по настоятельной инициативе неформальной творческой интеллигенции – возник арт-центр «Пушкинская, 10» (Лиговский проспект, 53), который ныне объединяет галереи «Мост через Стикс», «Музей нонконформистского искусства», «Музей Новой академии изящных искусств», «Navicula Artis», «Фабрика найденных одежд», «ФОТОimage», несколько других организаций и считается важнейшим оплотом «левых». Одной из очень немногочисленных институций, заинтересованных вопросами экспериментальной визуальной культуры и при том возникших в соответствии с принятой в остальном мире логикой, стал институт «Pro Arte» (Невская куртина Петропавловской крепости): он был организован не без помощи Джорджа Сороса, в свое время сделавшего очень много для поддержания просвещения и искусств в России, – и теперь, кроме прочего, регулярно проводит международные фестивали «Современное искусство в традиционном музее», привлекая к сотрудничеству множество организаций: Музей Федора Достоевского, Музей петербургского авангарда «Дом Матюшина», Музей политической истории России, Музей связи, Музей космонавтики и ракетной техники, Музей железнодорожного транспорта, Пулковскую астрономическую обсерваторию и десятки других.

Не столь масштабна в Петербурге деятельность частных галерей и выставочных залов; хотя некоторые из них и пользуются официальной поддержкой, их возможности обычно совсем невелики и их перспективы избыточно неопределенны. Большинство из них имеет некоммерческий характер, и лишь единицы, считается, самоокупаются и даже приносят своим организаторам скромный доход.

У петербургского актуального искусства есть свои классики и звезды: художники, кураторы, галеристы, аналитики, идеологи, ценители, даже собиратели (некоторые из них совмещают в себе все таланты). Именно заинтересованные в поддержке «лабораторного творчества» организации и личности и организовали за последние годы множество показов разного калибра отечественных и зарубежных авторов. Кто-то занимается также образовательной, исследовательской, издательской, концертной деятельностью. Как ни относись к экспериментальному искусству, во многом благодаря усилиям его энтузиастов Петербург не утрачивает репутацию одного из основных и наиболее разнообразных в своих проявлениях культурных центров России.

Евгений Голлербах; на фотографии Марины «Gullimar» Гуляевой – Аня Желудь и фрагмент инсталляции Александры Фадеевой «Шишки-шишки, я на передышке».

НА СВОБОДУ С ЧИСТОЙ СОВЕСТЬЮ

«Общество любителей живописи и рисунка». «ОЛЖИР: Печатная графика».

Художественная галерея «Борей» (Литейный проспект, 58).

До 5 апреля 2008.

Всё было как в «Оптимистической трагедии» Всеволода Вишневского: к матросам-анархистам прибыла Комиссар, посланница ЦК правящей партии, нацеленная восстановить утраченную дисциплину и организовать из свободолюбивых моряков регулярное боевое формирование. В пьесе ей это удалось, – однако в реальной жизни вышло иначе: на подлое женское предложение «кто хочет попробовать комиссарского тела?» сознательные анархисты не повелись и выбрали свободу.

В восьми художниках, устроивших новую выставку в петербургской галерее «Борей», как в героях Вишневского, есть выраженная анархистская жилка, они, фигурально выражаясь, бывалые волки, всем на свете «по два раза болели», на кораблях основательно проспиртованы и зататуированы. Иван Сотников, Владимир Яшке, Александр Дашевский, Олег Котельников, Ольга и Александр Флоренские, Ира и Иван Васильевы – бывшие участники группы «Митьки» и их ближайшие сподвижники, ныне все – активисты «Общества любителей живописи и рисования» (сокращенно – «ОЛЖИР»). Этот кружок начал складываться еще летом 2004-го, когда Сотников и Флоренский побывали на некогда благолепных Соловецких островах, теперь более известных как место длительного функционирования мрачнейшего из советских концлагерей – Соловецкого лагеря особого назначения. Возможно, потому-то название новой творческой ячейки и имеет столь мрачный колорит: ОЛЖИР в советской традиции – Особый лагерь жен изменников родины; первые олжиры появились в 1937-м (когда Политбюро ЦК ВКП(б) и НКВД СССР распорядились о репрессировании членов семей репрессированных) и уже вскоре стали массовым явлением.
Впрочем, такого рода аллюзии не должны отвлекать от сути: участники группы «ОЛЖИР» заинтересованы сугубо творческими вопросами и определяют свою задачу как возврат к традиционным художественным ценностям и возрождение изрядно подзабытой современным искусством практики живописи и рисования с натуры.
На выставке в «Борее» представлено более пяти десятков работ, изготовленных за пару последних лет по натурным зарисовкам волнующе архаичными методами: линогравюры, офорты, монотипии, шелкографии. Значительная часть ныне предъявленного публике сотворена на самодельном печатном станке, сооруженном Александром Арефьевым чуть ли не полвека тому назад. После эмиграции художника кустарное приспособление эксплуатировал его коллега Анатолий Басин, затем оно перешло к Кириллу Миллеру, – который, по натуре и идеологии коллективист, допустил к оборудованию многих, в том числе Вячеслава Афоничева, Елизавету Зайцеву, Ивана Сотникова, Александра Флоренского. Последний в 1980-м сумел завладеть заветным механизмом и стал творить на нем вместе с супругой Ольгой, – позволяя работать также другим мастерам искусств: Андрею Кузнецову, Рихарду Васми, Ивану Сотникову, Алексею Семичову, Александру Горяеву, Геннадию Устюгову, Василию Голубеву, Ире Васильевой. Наконец, в прошлом году хозяйкой всё еще исправного станка стала госпожа Васильева, выпускница академической СХШ имени Иогансона, график и живописец, с конца 1980-х деятельная фигурантка митьковского круга и регулярная участница его выставок, с 2005-го член «ОЛЖИРа». Она-то, совместно с Иваном Сотниковым, прежде участником «Товарищества экспериментального изобразительного искусства» и группы «Новые художники», видным соратником группы «Митьки», и организовала нынешнюю выставку.
Сюжеты работ так же традиционны, как и техника, в которой они выполнены: городские и пригородные пейзажи, морские виды, натюрморты, портреты, обнаженная натура в разных ракурсах. Всё это вполне вечное. Однако участники группы «ОЛЖИР» стараются создавать именно актуальное искусство, отвечающее на вызовы реального времени. Это проявлено в их произведениях многообразно. Художники не страшатся обвинений в нарушении стандартов профессии и стараются обнаружить в старых техниках новые возможности, экспериментируют с цветом, композицией, материалом, манерой работы. При этом они не слишком озабочены общностью стиля (каждый трудится в своем ключе) и органичны в своем индивидуальном усердии. Кто-то вдумчиво сосредоточился на изображении связанных нагих женщин в гламурной розово-алой гамме. Кто-то экспрессивно пытается восстановить в своей памяти драматичные эпизоды черноморского промысла акул и луфариков. Кто-то с тайным внутренним надрывом демонстрирует мрачноватые петербургские перспективы. А кто-то совсем не боится обвинений в измене искусству ради ремесла и дезертирстве с творческой передовой. Ольга Флоренская, к примеру, представила пару портретов, похожих на пеструю аппликацию: что-то подобное она делала уже лет двадцать назад, в благословенные времена Перестройки. Ее супруг произвел в своей очень узнаваемой манере серию аккуратных пейзажиков: «Китайская деревня в Царском Селе», питерский гастроном «Стрела», пара Варшавских вокзалов, пара котельных. Солидарный уголок супружеской четы в «Борее» напоминает витрину художественного киоска (что – не без вызова – подчеркнуто размещением тут же рекламного плакатика с контактными телефонами частной Студии ручной печати «Б&Ф»), но в этом также есть элемент недюжинной независимости: никто другой из товарищей Ольги и Александра Флоренских не рискует позиционировать свое творчество как откровенную коммерцию.
Каждый из этих художников занимается, чем хочет, их коллектив – вполне формальность, безвластие торжествует, – и на сей раз история действительно оптимистична: триумфаторами выглядят не поборники дисциплины и подчинения кому бы то ни было, а анархисты, даже под жестким комиссарским нажимом отказавшиеся вступить в ненужный им матросский полк. В сияющее будущее каждый из них предпочел идти независимо.

Евгений Голлербах; на изображениях - работы Иры Васильевой и Ольги и Александра Флоренских