Чак Клоуз. «Семь портретов».
Государственный Эрмитаж. Зимний дворец.
До 13 апреля 2008.
Ценность всякой биографии определяется ее плодами. Внутренний гуманист в каждом из нас, можно предположить, отвергнет эту неполиткорректную гипотезу, – но внутренний реалист, определенно, согласится: жизнь не перестает давать всё новые доказательства того, что любое человеческое существование оправдывается лишь его итогом.
Чарлз Томас (в обиходе просто Чак) Клоуз родился в июле 1940 года в штате Вашингтон, в восемь лет занялся рисунком, в двадцать поступил в Университет Вашингтона в Сиэттле, в двадцать два – в Школу искусства и архитектуры Йельского университета. В 1964-м, окончив учебу, отправился на стажировку в Европу, там путешествовал, посещал музеи. В 1967-м начал преподавать в нью-йоркской Школе визуальных искусств и создавать «головы» – крупноформатные реалистичные черно-белые портреты. Именно эти портреты-то и придали всей предшествовавшей биографии художника внятный смысл, привлекли к нему внимание, позволили организовать в 1971-м в Лос-Анджелесе свою первую большую выставку, после которой уже и началась настоящая слава.
Теперь Чак Клоуз – человек-символ: он зримо воплотил в себе бессмертные гуманистические ценности Возрождения. Человек интересует его более всего, портрет – его главный жанр.
Хороший портрет, конечно, всегда немного карикатура. Эту нехитрую мудрость Клоуз постиг довольно давно. Даже самые ранние, еще конца 1960-х годов, фотореалистические работы американца обладают этим качеством в полной мере: они уже представляют зрителю не столько внешность изображенного, сколько его утрированный образ. Этим работы Клоуза разительно отличаются от широко распространенных в те же годы в СССР «фотореалистических» портретов партийно-советских бюрократов, исполненных словно бы одной и той же бестрепетной сухой кистью строго по официально утвержденной фотографии, разлинованной на квадраты.
Собственно «достоверность» даже в младые годы не привлекала Клоуза, хотя он и считается одним из основателей фотореализма. От фотореалистичности 1970-х годов художник быстро перешел к иной манере, стал членить лица на фрагменты: в 1980-х – на точки и разноцветные пятна, в 1990-х – на пестрые круги, затем на еще более сложные элементы. Стал создавать, по его собственному признанию, «живописные опыты для зрителя», предлагать наблюдателю рассмотреть в сегментах пестрых абстракций скромные черты реальных существ. Определенным образом на творческую манеру мастера повлиял инсульт в декабре 1988 года: теперь парализованный художник творит, прикрепив кисть к руке. И в силу творческих воззрений («достоверность» ни к чему), и в силу скорбных жизненных обстоятельств Чак Клоуз работает без непосредственного контакта со своими моделями. Он не мучает их «сеансами» (хотя мог бы и помучить: модели – сплошь родные и друзья), а просто фотографирует заинтересовавшее его лицо и затем месяцами уединенно воспроизводит милый образ на холсте – пиксель за пикселем, во много крат увеличивая всё. Работать предпочитает сериями по шесть-восемь портретов, – на создание каждой уходит пара лет.
В результате столь кропотливой и любовной работы получаются действительно дорогие лица: цена самых дорогих приближается к пяти миллионам долларов.
Теперь Эрмитаж представил новейшие портреты, выполненные Клоузом в 2005–2007 годах: большие (некоторые – почти по три метра в высоту) изображения двух дочерей художника (Джорджии и Мэгги), его тестя и тещи (Нэта и Ширли), жены (Лесли), его самого, великолепный лик друга семьи (президента Билла Клинтона) – всё маслом на холсте, – а также выполненный на станке Жаккарда автопортрет-шпалера.
Перечисленное демонстрирует, что манхэттенский сиделец ныне – в хорошей творческой форме. Вопреки уверению куратора выставки Дмитрия Озеркова, что «работы Клоуза – не совсем картины и не совсем фотографии», каждый самостоятельный зритель способен убедиться: эти портреты – именно картины и абсолютно не фотографии. Это настоящая живопись, хорошо придуманная, эмоционально и мастерски исполненная в соответствии с оригинальной, несомненно лично найденной художником «формулой цвета» (применим известное выражение Павла Филонова). Все изображения создаются Клоузом по старой методе – вручную, без применения технических средств. Американский классик работает, конечно же, по собственным рецептам, но его находки живо напоминают о предшествовавших живописных достижениях французских дивизионистов и пуантилистов, россиян Михаила Матюшина и Павла Филонова, о разных этнических (индейских, африканских) прикладных искусствах. И это одна из сильных сторон творчества Клоуза: несмотря на свое выраженное новаторство, оно прочно укоренено в мировой культуре и лояльно к культурному окружению.
Выставка работ Клоуза – вторая в масштабном выставочном проекте «Эрмитаж XX/XXI». Этот проект, несмотря на свою необходимость и острую злободневность, имеет хотя и еще очень краткую, но уже непростую судьбу. Первую выставку – «Америка сегодня» в Главном штабе – эксперты едва ли не единодушно признали малоудачной. Новая выставка, несмотря на ценность представленных на ней работ, также вызывает вопросы. Например: почему музей так последовательно отождествляет современное искусство с искусством США (и притом отбирает его строго через британцев: первая выставка была организована при участии лондонской Галереи Саачи, нынешняя – при участии Клуба британских друзей Эрмитажа и лондонской «White Сube»)? Возможно, то, что обе дебютные выставки оказались американскими и как бы «из вторых рук», всего лишь случайность; возможно, уже скоро главный музей России выкажет наконец способность самостоятельно ориентироваться в разнообразии современного искусства планеты. Но такие случайности формируют стиль, – поэтому не следовало ли руководителям программы тщательнее позаботиться о ее логике и устроить первую в России персональную выставку Чака Клоуза просто вне рамок «Эрмитажа XX/XXI» (как это делается в других случаях)? Или такой вопрос: почему для нынешнего показа выбрали столь странное помещение – у Салтыковского подъезда Зимнего дворца, на задворках отдела первобытного искусства? Разве «Эрмитаж XX/XXI» – «передвижной» проект? Или: что помешало куратору осуществить развеску даже немногих привезенных работ в соответствии с заявленной концепцией показа? В разделе «Автопортреты» почему-то оказался портрет супруги художника, изъятый из раздела «Семья», – зато в «семейном» разделе, очевидно противореча кураторскому тексту, появился один из автопортретов Чака Клоуза. В такой ситуации то, что выставка, составленная из восьми изображений, названа «Семь портретов», воспринимается вовсе не как чья-то творческая находка, а всего лишь как доказательство банального организационного хаоса.
Евгений Голлербах
Государственный Эрмитаж. Зимний дворец.
До 13 апреля 2008.
Ценность всякой биографии определяется ее плодами. Внутренний гуманист в каждом из нас, можно предположить, отвергнет эту неполиткорректную гипотезу, – но внутренний реалист, определенно, согласится: жизнь не перестает давать всё новые доказательства того, что любое человеческое существование оправдывается лишь его итогом.
Чарлз Томас (в обиходе просто Чак) Клоуз родился в июле 1940 года в штате Вашингтон, в восемь лет занялся рисунком, в двадцать поступил в Университет Вашингтона в Сиэттле, в двадцать два – в Школу искусства и архитектуры Йельского университета. В 1964-м, окончив учебу, отправился на стажировку в Европу, там путешествовал, посещал музеи. В 1967-м начал преподавать в нью-йоркской Школе визуальных искусств и создавать «головы» – крупноформатные реалистичные черно-белые портреты. Именно эти портреты-то и придали всей предшествовавшей биографии художника внятный смысл, привлекли к нему внимание, позволили организовать в 1971-м в Лос-Анджелесе свою первую большую выставку, после которой уже и началась настоящая слава.
Теперь Чак Клоуз – человек-символ: он зримо воплотил в себе бессмертные гуманистические ценности Возрождения. Человек интересует его более всего, портрет – его главный жанр.
Хороший портрет, конечно, всегда немного карикатура. Эту нехитрую мудрость Клоуз постиг довольно давно. Даже самые ранние, еще конца 1960-х годов, фотореалистические работы американца обладают этим качеством в полной мере: они уже представляют зрителю не столько внешность изображенного, сколько его утрированный образ. Этим работы Клоуза разительно отличаются от широко распространенных в те же годы в СССР «фотореалистических» портретов партийно-советских бюрократов, исполненных словно бы одной и той же бестрепетной сухой кистью строго по официально утвержденной фотографии, разлинованной на квадраты.
Собственно «достоверность» даже в младые годы не привлекала Клоуза, хотя он и считается одним из основателей фотореализма. От фотореалистичности 1970-х годов художник быстро перешел к иной манере, стал членить лица на фрагменты: в 1980-х – на точки и разноцветные пятна, в 1990-х – на пестрые круги, затем на еще более сложные элементы. Стал создавать, по его собственному признанию, «живописные опыты для зрителя», предлагать наблюдателю рассмотреть в сегментах пестрых абстракций скромные черты реальных существ. Определенным образом на творческую манеру мастера повлиял инсульт в декабре 1988 года: теперь парализованный художник творит, прикрепив кисть к руке. И в силу творческих воззрений («достоверность» ни к чему), и в силу скорбных жизненных обстоятельств Чак Клоуз работает без непосредственного контакта со своими моделями. Он не мучает их «сеансами» (хотя мог бы и помучить: модели – сплошь родные и друзья), а просто фотографирует заинтересовавшее его лицо и затем месяцами уединенно воспроизводит милый образ на холсте – пиксель за пикселем, во много крат увеличивая всё. Работать предпочитает сериями по шесть-восемь портретов, – на создание каждой уходит пара лет.
В результате столь кропотливой и любовной работы получаются действительно дорогие лица: цена самых дорогих приближается к пяти миллионам долларов.
Теперь Эрмитаж представил новейшие портреты, выполненные Клоузом в 2005–2007 годах: большие (некоторые – почти по три метра в высоту) изображения двух дочерей художника (Джорджии и Мэгги), его тестя и тещи (Нэта и Ширли), жены (Лесли), его самого, великолепный лик друга семьи (президента Билла Клинтона) – всё маслом на холсте, – а также выполненный на станке Жаккарда автопортрет-шпалера.
Перечисленное демонстрирует, что манхэттенский сиделец ныне – в хорошей творческой форме. Вопреки уверению куратора выставки Дмитрия Озеркова, что «работы Клоуза – не совсем картины и не совсем фотографии», каждый самостоятельный зритель способен убедиться: эти портреты – именно картины и абсолютно не фотографии. Это настоящая живопись, хорошо придуманная, эмоционально и мастерски исполненная в соответствии с оригинальной, несомненно лично найденной художником «формулой цвета» (применим известное выражение Павла Филонова). Все изображения создаются Клоузом по старой методе – вручную, без применения технических средств. Американский классик работает, конечно же, по собственным рецептам, но его находки живо напоминают о предшествовавших живописных достижениях французских дивизионистов и пуантилистов, россиян Михаила Матюшина и Павла Филонова, о разных этнических (индейских, африканских) прикладных искусствах. И это одна из сильных сторон творчества Клоуза: несмотря на свое выраженное новаторство, оно прочно укоренено в мировой культуре и лояльно к культурному окружению.
Выставка работ Клоуза – вторая в масштабном выставочном проекте «Эрмитаж XX/XXI». Этот проект, несмотря на свою необходимость и острую злободневность, имеет хотя и еще очень краткую, но уже непростую судьбу. Первую выставку – «Америка сегодня» в Главном штабе – эксперты едва ли не единодушно признали малоудачной. Новая выставка, несмотря на ценность представленных на ней работ, также вызывает вопросы. Например: почему музей так последовательно отождествляет современное искусство с искусством США (и притом отбирает его строго через британцев: первая выставка была организована при участии лондонской Галереи Саачи, нынешняя – при участии Клуба британских друзей Эрмитажа и лондонской «White Сube»)? Возможно, то, что обе дебютные выставки оказались американскими и как бы «из вторых рук», всего лишь случайность; возможно, уже скоро главный музей России выкажет наконец способность самостоятельно ориентироваться в разнообразии современного искусства планеты. Но такие случайности формируют стиль, – поэтому не следовало ли руководителям программы тщательнее позаботиться о ее логике и устроить первую в России персональную выставку Чака Клоуза просто вне рамок «Эрмитажа XX/XXI» (как это делается в других случаях)? Или такой вопрос: почему для нынешнего показа выбрали столь странное помещение – у Салтыковского подъезда Зимнего дворца, на задворках отдела первобытного искусства? Разве «Эрмитаж XX/XXI» – «передвижной» проект? Или: что помешало куратору осуществить развеску даже немногих привезенных работ в соответствии с заявленной концепцией показа? В разделе «Автопортреты» почему-то оказался портрет супруги художника, изъятый из раздела «Семья», – зато в «семейном» разделе, очевидно противореча кураторскому тексту, появился один из автопортретов Чака Клоуза. В такой ситуации то, что выставка, составленная из восьми изображений, названа «Семь портретов», воспринимается вовсе не как чья-то творческая находка, а всего лишь как доказательство банального организационного хаоса.
Евгений Голлербах
Комментариев нет:
Отправить комментарий