НЕ НАДО СЛЁЗ

Виктор Тихомиров. «Энергичная лирика».

Государственный Русский музей. Мраморный дворец.

До 20 июля 2008.

«Too many tears…» Старый шлягер Хэрри Уоррена о травматичной любви – подлинный лейтмотив этой выставки: антикварная американская мелодия и свежая русская живопись равно гармоничны, равно печальны, равно утешающи.

Автор выставленных в главном музее русского искусства полотен – Виктор Тихомиров. Он родился тогда, когда еще был жив товарищ Сталин, в 1951-м. В самом нежном возрасте, выказав замечательные способности, научился читать – и прочел все книжки, подброшенные любящей мамой-учительницей и окружающими. Проявил незаурядную склонность к рисованию: всю школу, вплоть до последнего звонка в 1968-м, рисовал стенгазеты и разукрашивал тетрадки. В начале 1970-х пару лет отслужил на границе, где, впрочем, лазутчиков не ловил, а был художником-оформителем. В 1977-м осуществил неизбежное: поступил в Художественно-промышленное училище имени Веры Мухиной. Там познакомился с некоторыми из тех, с кем потом, отучившись, продолжил дружить и сотрудничать, создал в середине 1980-х нонконформистское творческое объединение «Митьки». Лучшие времена и достижения этого коллектива пришлись на годы гибели прежнего режима и формирования нового: за последовавшую пару десятков лет Виктор Тихомиров принял участие во множестве выставок, написал и оформил ряд книг, занялся регулярной журналистикой, посочинял сценарии, поснимал кино, поездил по странам и фестивалям, попреподавал, по-настоящему прославился.
И вот – первый персональный показ его творчества в Русском музее: знак признания и творческий отчет. В экспозицию включено около восьми десятков полотен, созданных с 1992-го, главным образом за последние два года. В самом дальнем углу экспозиции организаторы выделили место и для телевизора, чтобы крутить интересующимся фильмы художника, – но справедливая жизнь распорядилась надлежащим образом, сразу после вернисажа телевизор отключили. Всё правильно: несмотря на многочисленные таланты маэстро, здесь, в музейных залах, он именно живописец. Впрочем, не только здесь: Тихомиров, конечно, и по жизни преимущественно виртуоз кисти. Свою мощную, экспрессивную, мастерскую фигуративную живопись он исполняет гораздо изобретательнее и ловчее, чем это было принято у «Митьков». Художник прекрасно понимает секреты цвета, тени, особенности используемого материала, широко применяет всё это для организации композиции, лепки формы, создания настроения. Он по-настоящему в своей стихии. Возможно, порой эта живопись избыточно литературна и иронична, но даже тогда она не утрачивает качеств «лирики»: ее основное содержание – эмоциональный мир автора.
Этот мир имеет мало общего с современной реальностью. Наиболее масштабные и эффектные полотна на выставке – фантасмагорические многофигурные «Лес» и «Победа русских моряков в Индийском океане» (обе работы – 2003 года). На первом из полотен изображены персонажи русских сказок – люди, звери, птицы – в хвойной пуще, на другом – русские моряки, на боевых слонах штурмующие в бушующем океане флот неизвестного противника: оба сюжета – безусловный плод ранних литературных впечатлений и проявление ностальгии по загадке и восторгу. Здесь много инфантильного, наивного, даже вульгарного, в разных деталях похожего на старые отечественные лубки, на эксперименты «Бубнового валета» и футуристов, на подзабытые даже ветеранами кинообразы Роу, Иванова-Вано, Кошеверовой, на детские рисунки любой страны и любой эпохи. Любовным признанием оставшейся в далеком прошлом жизни выглядит масштабно и тщательно реконструированный живописцем интерьер общественной бани на улице Чайковского («Баня на Чайковской», 1996) – с нетрезвыми офицерами, с репродукцией «Утра в сосновом лесу» на стене, с гипсовой девушкой с веслом, с транспарантами «Цель партии – благо народа» и «С Новым 1957 годом». На других полотнах Тихомирова также возникают слоны, очеловеченные звери, всадники, воины, литературные герои, таинственная луна со звездами, снег, прочая пурга. В «Метели» (2004) – снежная кутерьма, ели, волки, преследующие бодро палящего в них из ружья всадника, тревожная птица. В диптихе «Война» и «Мир» (2005) – всё та же девушка с веслом, гипсовый же пионер с горном, мишка косолапый в хвойном бору и вереница сакраментальных слонов, – явно преследующих художника как неизбывное воспоминание о каких-то уже мало кому ведомых мелочах советского быта: то ли о некогда популярных комодных слониках, то ли об этикетках на дефицитном ширпотребе (пачках чая из Юго-Восточной Азии, складных зонтиках из Японии), то ли просто о цирке с зоопарком как таковых.
Что любил – осталось в прошлом, а что не ушло еще – уходит в прошлое прямо на глазах, незатейливо фиксирует своими лирическими композициями Виктор Тихомиров. Это печалит его и заставляет вновь и вновь перебирать милые сердцу образы. Семейным фотоальбомом выглядит серия из двадцати восьми мужских (за единственным спорным исключением) портретиков, исполненных по памяти либо вымышленных: молодой отец художника, Пушкин, Гоголь, Буратино, дядя Степа Милиционер, д’Артаньян, пионер-герой Марат Казей, пионер-филантроп Тимур, Чапай, Чкалов, Гагарин, Саид из «Белого солнца пустыни», Махно, Ван Гог, Леннон, певец Гребенщиков в молодые годы, Шинкарев («Автопортреты в виде героев», 2008)… К ряду изображений персон, когда-то сформировавших автора, естественно примыкают многочисленные небольшие натюрмортики последнего времени: столешницы и углы столов с карандашиками, спичечными коробками, монетками, чашками, кусочками рафинада, одинокими цитрусовыми плодами там и сям, яблочком, сухим букетиком, скелетиком съеденной виноградной кисти. Эти скорбные символы экзистенциальной изолированности и персонального одиночества, может быть, – самое проникновенное на выставке. В тихомировских тристиях, конечно же, много сиротства, в них есть порой пугающая слишком ясно осознанной безнадежностью простота и предвидение финала. Но они многомернее: побитая утварь и недолговечная ботаника на этих холстах – очевидные результаты внутреннего развития художника, и они выглядят гораздо убедительнее театральных ангелов и православных куполов, наряду с настойчивыми слониками появившихся в тихомировском творчестве в последние годы. Именно в натюрмортах заключены та любовь и тот тайный трепет автора, от которых сама его фамилия неизбежно обретает в сознании чуткого зрителя свой исходный и окончательный смысл: конкретный «тихий мир» – вот сфера главного интереса, упования и умиления Виктора Тихомирова.

Евгений Голлербах; на фотографии Антона «a_uspensky» Успенского – Виктор Тихомиров, Александр Сокуров и Александр Боровский на открытии выставки.